Последние Каролинги - Страница 6

— Спите? — тронула мужа веером. — Покоитесь? На кой черт я поехала за вами сюда из благословенной Италии!

— А? Что? — поднял опухшее лицо Карл III.

— Ваши буйные магнаты забываются, оскорбляя меня намеками.

— Какими намеками?

— Все же знают, что мы хоть и десять лет в супружестве, но детей у нас нету. Однако у вас-то есть внебрачный мальчишка, и от кого — от грязной коровницы из Ингельгейма!

— Мы цари, — тихо ответил Карл III, — и должны быть выше страстей людских…

Рикарда молчала, постукивая веером. Было слышно, как за стеной в отсутствие единственной дамы разговор про бастардов пошел смелее, то и дело сыпались рискованные шутки.

— Ну, нашему Эду далеко до Арнульфа Каринтийского, — говорил Черный Конрад. — Тот хоть и бастард, но все-таки полководец, государственный муж. А кто наш Эд? Норманнский раб, гребец на галере, а ныне гроза дорог, непойманный разбойник.

— Кому же, как не вам, граф, — возразил с издевкой Кривой Локоть, — разбираться в бастардах? Кому не известно, что Эд ваш брат? Хоть разные отцы, но мама общая, ха-ха-ха!

«Подумать только! — удивилась императрица. — Уже не первый год нам служит Черный Конрад, а я не знала, что у него есть брат!» Между тем за стеной нарастала ссора. От ударов кулака по столу дребезжала посуда, катились опрокинутые кубки. Канцлер Гугон еле поддерживал порядок, говорил назидательно о том, что, бывало, во времена оны Карл Великий кушал, а ему прислуживали короли! Затем короли сами садились за трапезу, а герцоги и графы, в свою очередь, прислуживали им. И чтоб какие-нибудь раздоры в застолье — ни-ни!

Карл III проскрипел из душной темноты спальни:

— Неправедно живем… Капитулярии Каролингов запрещают верить в колдовство. И я все думаю, думаю: был ли тот давешний мельник колдун, а?

Рикарда встала и, хлопнув дверью, вернулась к пирующим. Принесли новые бурдюки, вино выплескивалось в кубки, звучали веселые здравицы.

Однако мир продлился недолго. Вбежал оруженосец и сообщил, что какие-то проказники натянули возле церкви канат и отряд каталаунской конницы впотьмах переломал лошадям ноги. Возгласы бражников затихли.

Гугон покачал головой:

— Едва ли это местные мужики. Для их скотского разума это слишком утонченный способ мести. Но правосудие этим займется.

— Что ваше правосудие! — вскочил граф Каталаунский. — Я могу указать виновника хоть сейчас. — Он ткнул пальцем в сторону Черного Конрада: — Пусть не скромничает здесь, за столом. Пусть расскажет без утайки, ради кого шалит по большим дорогам его братец!

Карл III за перегородкой услышал сиплые вздохи дерущихся, тупые удары кулаков по лицам. Рикарда сначала хохотала, звеня украшениями, потом вдруг истошно завизжала. Опрокинулся стол со всей посудой, и кто-то завыл, как будто ему вспарывали живот. Затем послышалось словно шарканье об стены. Это деревенский аббат плескал из ковшика, надеясь погасить бегущие язычки пламени.

Император тихо плакал, представляя себе милый Ингельгейм, где опрятная, тихая женщина несет в погреб молоко, а за юбку ее держится веснушчатый парнишка.

5

— Дети! — позвала Альда с порога. — Деделла, Буксида, деточки! Вылезайте! Ушли злые сеньоры и собак своих увели.

Альда ступила в теплую, прокисшую тьму хижины, разгребла золу в очаге, нашла уголек, раздула пламя. «Где же они могут быть?» Наклонилась под одну лавку, под другую.

— А-а! — вдруг закричала она истошно и выбежала во двор.

— Матушка Альда, что с тобою? — спросили из-за плетня соседи.

— Там кто-то… Там кто-то чужой!

Прибежали с молотьбы Альдин раб Евгерий и ее старший сын Винифрид. В хижине действительно под лавкой обнаружили человека и выгнали наружу. Это оказалась девушка в длинной холщовой рубахе, выпачканной в навозе. Черные спутанные волосы закрывали лицо.

— Ты кто? — спрашивали ее, а она из-за густых прядей поблескивала зрачками, стараясь вывернуться из держащих ее рук.

Во двор Альды сбегались любопытные. Нашлись и дети. «Мы, мамочка, ходили кости нашей буренки хоронить, которую вчера сеньоры скушали…» Явился деревенский десятник, бесцеремонно откинул волосы с лица девушки.

— Хо! Это же дочка Одвина, нашего мельника! Ее вчера собаками травили, вот она, наверное, от них и прибилась.

— Разве у мельника была дочь? — усомнилась Альда.

— Была, была. Уж он ее прятал, от зла, что ли, мирского надеялся уберечь? Однако что же с ней делать? Вязать — и в город?

— Не надо вязать… — вдруг сказал сын Альды, Винифрид, рябоватый крепыш, державший молотильный цеп. — Чем она виновата?

— Как — чем виновата? Разве не по их ворожбе олень спутал охоту и господа нагрянули к нам?

Но Винифрид, уставясь в землю, повторял:

— Не надо вязать!

Женщины разохались, расстонались. Деревня жила себе в глуши, без господ и поборов. Бабка Хадда голосила:

— Внучку мою увели, проклятые, такую молоденькую!

— Обратись к Салическому праву, — посоветовал десятник. — За кражу свободной девицы следует большая пеня.

— К праву! — заголосили женщины. — В старину за грабеж и граф мог головы лишиться, а ныне кто знатен, тот и прав…

— В огонь ведьму! — ярилась Альда.

Сын пытался ее успокоить.

— Матушка! Да ведь у нас-то, кроме коровы, ничего не тронули… Да ты вспомни, матушка, ее отец, бывало, дешево нам молол и быстро. А у аббата на ручной зернотерке все втридорога…

— Так, значит, эта конская грива уж и тебя околдовала? Соседки, ну-ка! Разукрасим ей бесовскую рожу!